Почему в тюрьмах практически невозможно получить медицинскую помощь

, Мария Семенова. Человек с раком желудка попал в СИЗО. Там вторая стадия превратилась в четвертую: больной не получал помощи онколога. Пациент с ВИЧ каждый день теряет сознание - пятый месяц без терапии. Заключенный с тяжелой бронхиальной астмой четыре года задыхался - врачи считали, что он симулирует. Почему в российских тюрьмах так страшно болеть и как это изменить, разбиралось РИА Новости.

У Георгия Мурусидзе ВИЧ. О диагнозе он знает уже шесть лет, все это время посещал СПИД-центр, сдавал анализы и получал соответствующую терапию. Так было до сентября 2019-го, пока Георгия не отправили в СИЗО по обвинению в попытке сбыта наркотиков.

По словам адвоката Мурусидзе Елены Тимашовой, вместе с общественной организацией “Гражданский щит” она пытается добиться адекватной медицинской помощи для подопечного с октября.

"Георгий сразу рассказал оперативникам и следователю о заболевании. Следователь не отправил запрос в СПИД-центр - это сделала я. Получила медицинские документы, выписку, составила ходатайство о назначении освидетельствования и терапии. Нам отказали. Мы обратились повторно, предполагая, что состояние могло ухудшиться из-за отсутствия терапии. Направили ходатайство в СИЗО, ответа до сих пор нет, хотя письмо было с указанной стоимостью, описью, чеком, квитанцией о вручении. Мы и в суде просили о терапии, жаловались уполномоченному по правам человека, во все возможные инстанции, было много писем в Росздравнадзор, СИЗО, Генеральную прокуратуру, Следственный комитет", - перечисляет Тимашова.

В январе Мурусидзе все-таки назначили терапию - но по старой схеме, по которой он лечится до того, как оказался в СИЗО.

В СИЗО Георгий перенес несколько заболеваний. В феврале случилась ангина: из-за ВИЧ-инфекции, которая не купируется терапией, он тяжело ее переносит.

"Надеюсь, в ближайшее время ему окажут помощь, потому как сейчас он жалуется, что ему не предоставляют никаких препаратов даже от ангины. Несколько раз в день теряет сознание", - говорит Тимашова.

По словам представителя “Гражданского щита” Дмитрия Бондарева, 13 февраля врачи СИЗО взяли у Мурусидзе кровь и выявили гепатит С.

Антон Матий возмущен сложившейся ситуацией: "Все это время человек находится фактически без медпомощи. Мы ходатайствовали об изменении меры пресечения на домашний арест, тогда мы бы полностью обеспечили обследование и лечение. Будем добиваться возбуждения уголовного дела против сотрудников ФСИН, потому что они, на мой взгляд, нарушают законодательство".

Однако в пресс-службе УФСИН по Санкт-Петербургу и Ленинградской области РИА Новости заявили следующее: "Георгий Мурусидзе получает всю необходимую терапию и препараты, находится под наблюдением врачей. В следственном изоляторе его неоднократно посещали представители аппарата регионального омбудсмена, члены общественной наблюдательной комиссии. Мурусидзе проходил медицинское обследование на базе больницы при следственном изоляторе, где он содержится. Оснащение больницы позволяет проводить в полном объеме обследование и лечение данной категории больных. При этом адвокатских запросов в адрес УФСИН и следственного изолятора не поступало".

Случай Мурусидзе - далеко не единственный, когда сидельцы не получают необходимой помощи.

Правозащитник из Удмуртии Лариса Фефилова вспоминает одну из самых страшных историй в своей практике: человеку, который умирал от злокачественной опухоли и уже не мог ходить, упорно ставили диагноз “остеохондроз”. "Несколько лет назад ко мне обратилась адвокат одного заключенного. Ее подзащитный нуждался в помощи: когда она пришла для свидания с ним, конвоиры в СИЗО сказали, что он не сможет выйти из медчасти. Я занялась этой историей, человека перевели в больницу, я там встретилась с ним. Он был лежачим, объяснил, что сначала у него отнялась одна рука, потом вторая, так онемело все тело. Повторял: "Я пленник в собственном теле: живу, вижу и слышу, но ничего не могу делать". Около месяца мне пришлось добиваться, чтобы ему сделали МРТ головного мозга, - не обнаружили проблем, но потом поняли, что нужно смотреть позвоночник. Выяснилось, что у него опухоль в шейном отделе. Гражданские врачи говорили, что счет идет на дни, однако я не могла доказать это тюремным медикам. Мне отвечали: "Подождите, у него обыкновенный остеохондроз, пройдет".

Повезло, что в тот момент к нам приехали члены СПЧ, и у меня была возможность сообщить им об этом вопиющем случае. В результате того заключенного освободили по 54-му постановлению (постановление Правительства России "О медицинском освидетельствовании осужденных, представляемых к освобождению от отбывания наказания в связи с болезнью". - Прим. ред.). Он не местный, мать приехала, увезла в другой регион, дальше его судьба неизвестна. Не знаю, жив ли он", - рассказывает Фефилова.

Еще один случай из ее практики закончился трагически. К ней обратился заключенный с раком желудка, на тот момент у него была уже четвертая стадия, хотя до СИЗО врачи диагностировали только вторую.

"В СИЗО его поместили с заключением: наблюдение онколога и подготовка к операции. Но ничего этого не было, ему только давали таблетки от желудочной боли. Когда я с ним встретилась и подняла большой скандал, сделали операцию, но было уже поздно: метастазы", - разводит руками правозащитник.

В результате больного освободили. "Через два месяца после суда он умер, но до последнего дня надеялся. Звонил мне часто, говорил, что скоро встанет на ноги и мы пойдем с ним гулять".

Лариса Фефилова очень боялась, что ее подопечный, находясь уже в терминальной стадии, окажется в колонии. Дело в том, что освобождение тяжелобольных регулируется двумя документами - постановлениями Правительства России № 3 и № 54. Первое касается находящихся под следствием. Благодаря постановлению № 3 тяжелобольные из СИЗО отправляются домой. После вынесения приговора действует уже другое постановление. Но человека должны осмотреть тюремные медики. Больной ждет решения комиссии и подает ходатайство в суд. Это занимает месяцы. Между третьим и пятьдесят четвертым постановлениями - правовая пустота.

Лариса объясняет в деталях, как это произошло в случае ее подопечного с раком желудка, - тогда, к счастью, суд пошел навстречу. "Его освободили по третьему постановлению, он лежал дома, все боялись, что будет, когда приговор вступит в законную силу. Это пробел в законе: человека должны поместить в колонию, потом комиссия, суд, а затем десять дней ждать вступления решения в законную силу. В общем, в лучшем случае месяц неизвестности лежачему больному. Но здесь нужно отдать должное Верховному суду Удмуртской Республики: когда я предоставила все справки, его просто освободили от наказания".

В десять лет Игорь Плотников из Удмуртии переболел двусторонним воспалением легких, с тех пор у него бронхиальная астма. Он в заключении уже четыре года - большую часть этого времени тяжесть его заболевания занижали, и Игорь не получал лечения.

"За четыре года его ни разу не осматривал пульмонолог. Врачи поставили легкую степень тяжести и не проводили никаких исследований: два раза делали флюорографию - и все. Год доказывали, что ему занижают степень тяжести заболевания и, соответственно, из-за этого нет нужной медпомощи", - комментирует Лариса Фефилова.

Сейчас Плотников получает современный гормональный препарат, который использовал, когда был на свободе. Самочувствие улучшилось: по крайней мере, он перестал задыхаться.

По словам Ларисы, заключенных часто подозревают в том, что они преувеличивают проблемы со здоровьем. "Например, у одного человека много недугов, начиная с анальной трещины и заканчивая перенесенным на ногах инфарктом. Все эти заболевания действительно есть. Он постоянно жалуется на разные боли, а таким в основном пишут, что они симулируют. Пока не удалось ему помочь. Росздравнадзор полностью на стороне ФСИН", - сетует Фефилова.

Вице-президент российского подразделения Международного комитета защиты прав человека Иван Мельников считает, что в системе ФСИН дефицит кадров - не только врачей, способных оказать квалифицированную помощь, но и конвоя, который мог бы сопроводить в больницу.

Эксперты уверены: сегодня помощь, которую больные могут получить внутри системы исполнения наказания, нельзя назвать полноценной. "Случается, что заболевание запускают в связи с нехваткой медработников в СИЗО. Когда общественники узнают о ситуации и начинают вызволять заключенного, человек уже становится овощем, помочь невозможно. Сотрудники ФСИН сами заинтересованы в том, чтобы уменьшить смертность и выписать на волю людей с тяжелыми заболеваниями. Но иногда на врачей давят следователи или правоохранительные органы. Медики опасаются помогать тяжелобольным, бывают и летальные исходы в СИЗО и тюрьмах", - объясняет он.

"Сложилась такая практика, что заболевших освобождают от наказания, по сути, в последний день, чтобы они просто умерли дома. Порой человек даже не успевает дожить до решения суда", - замечает правозащитник Сергей Охотин.

Впрочем, по словам Ивана Мельникова, есть и позитивные изменения: "Благодаря совместной работе ОНК и Уполномоченного по правам человека удалось добиться в Москве увеличения зарплаты вольнонаемным стоматологам почти в десять раз. Раньше такой сотрудник в системе ФСИН получал 11-15 тысяч рублей. Это тяжелая работа, она должна хорошо оплачиваться, иначе врачи пойдут в обычную поликлинику, а не в следственный изолятор".

Официальных данных о том, сколько человек, находящихся в СИЗО и местах лишения свободы, нуждаются в медицинской помощи, нет. Корреспондент РИА Новости задал этот вопрос пресс-службе ФСИН, однако его оставили без ответа. По подсчетам общественников, в периодическом лечении нуждаются вплоть до 90 процентов сидельцев, в серьезных вмешательствах - около 30 процентов.

"В условиях тюрьмы происходит перестройка образа жизни, соответственно, обостряются имеющиеся заболевания, проявляются те, о которых человек не знал, и, к сожалению, возникают новые", - говорит член Совета при президенте России по правам человека Андрей Бабушкин.

Лариса Фефилова добавляет, что очень часто не помогают должным образом при гипертонии. "Эта болезнь опасна, если ее не купировать. Во всех колониях одно лечение: анаприлин, лекарство самого минимального действия. Тактика не меняется в течение нескольких лет, хотя состояние не только не улучшается, но и ухудшается: давление все выше и выше. В итоге десять лет сидишь - десять лет получаешь анаприлин", - разводит руками она.

К трагедии в местах лишения свободы, замечает Охотин, может привести даже больной зуб, если его некому пролечить: "Сложно получить услуги стоматолога. Зачастую пульпит и другие воспаления лечат таблеткой анальгина. Если стоматолог уходит в отпуск, его никто не заменит. Были случаи, когда люди умирали от абсцесса, развившегося после воспаления зуба. Я видел тех, кто обезображен из-за воспаления. Этих людей спасали, вывозили в гражданские больницы, и хирурги проводили операции с очень плохим прогнозом".

Однако Андрей Бабушкин не теряет оптимизма: "До недавнего времени большинство жалоб было связано с отсутствием лекарств и специалистов, с невозможностью попасть к врачу. Сейчас структура меняется, на первое место выходят сложности с получением высокотехнологичной медицинской помощи (например, шунтирование, операции на сердце), дорогостоящих медобследований (КТ, МРТ). Это то, что нельзя сделать в учреждениях ФСИН: нужно договариваться, искать соответствующие больницы, организовывать конвой. Это говорит о том, что более простые задачи удалось решить, тюремная медицина выходит на новый уровень. Конечно, есть жалобы на халатность и волокиту, но их меньше".