Грибы и магия

Хамдамов - режиссер непростой судьбы. Вообще-то он больше известен как художник, причем художник замечательный. О его статусе и таланте красноречиво говорит один факт: Хамдамов - единственный из современных российских живописцев, чьи работы купил Эрмитаж. Но бесспорно также и то, что талант Хамдамова-художника как минимум равновелик таланту Хамдамова-режиссера. Просто произведения Хамдамова-режиссера далеко не всегда доходят до публики. Так случилось в начале 70-х годов с его дебютной лентой “Нечаянные радости”, пленка которой была уничтожена цензурой. Так было в начале 90-х с “Анной Карамазофф” - фильмом, который пал жертвой конфликта продюсеров. У "Мешка без дна" таких трудностей не предвидятся, но в прокат этот фильм едва ли выйдет - потому что прокатывать столь бескомпромиссное авторское кино в наши дни вряд ли кто-то решится.

Хамдамов снял кино о непостижимости Искусства

Фильм основан на повести японского писателя Рюноскэ Акутагавы "В чаще". По мотивам этого литературного источника уже снят знаменитый “Расемон” Акиры Куросавы, одна из основополагающих в истории кино картин. В фильме Куросавы три человека рассказывают друг другу одну и ту же историю - о том, как разбойник в лесу напал на самурая и изнасиловал его жену. Но каждый из рассказчиков предлагает свою версию. Причем одна версия кардинально отличается от другой. В частности, персонажи фильма никак не могут договориться, кто именно убил самурая. Фильм Куросавы стал первым (затем многократно воспроизведенным) опытом, когда одно и то же событие на экране показывается с разных ракурсов.

Для Хамдамова синопсис повести служит идеальной рамкой для того, чтобы отправиться в его излюбленное путешествие по волнам абсурдной логики куда-то к сердцевине искусства кино. В фильме два главных героя - пожилая фрейлина императорского двора (Светлана Немоляева) и князь (Сергей Колтаков), уединившись в библиотеке, рассказывают друг другу историю об одном убийстве. И эта история оказывается шкатулкой, из которой то и дело сыплются драгоценности. По традиции презрев нарратив, Хамдамов отправляется в путешествие по расходящимся тропам своих художественных обсессий. Он то и дело передает приветы искусству визуальному - немому кино, итальянскому неореализму, Антониони и Феллини. В постоянно возникающих побочных тропах всплывают образы из русской литературы: вот шутка про три тонкие пустые бутылки, которые хотят в Москву, но, конечно, никуда и никогда не уедут. А напротив них стоит большая бутыль - то Катерина, которая вот-вот бросится с утеса в Волгу. В "Мешке без дна" все зыбко и немного не то, чем кажется. История убийства самурая и изнасилования его жены тут в какой-то момент рассказывается с точки зрения живых грибов, делающих гимнастику - впрочем, и в этом нельзя быть до конца уверенным. Ближе к финалу случается выход Аллы Демидовой в гриме Бабы-яги - и здесь фильм отправляется куда-то во вселенную фильмов Александра Роу.

Героиня Немоляевой тут - одновременно и Шахерезада, и мойра. Персонаж князя - ироничный портрет взыскательной публики, которая потребляет искусство. Хамдамов говорит: иногда художник и зритель произносят слова в унисон, но в конечном счете любое артистическое произведение - это миллионы равноправных трактовок.

Именно эта неисчерпаемость искусства - и есть главная тема "Мешка для дна". Название фильма Хамдамов заимствует из новеллы из "Тысячи и одной ночи". В хамдамовской версии этой новеллы два персонажа не могут договориться кому принадлежит мешок и идут к судье, чтобы тот установил истину. Когда тот спрашивает, что же находится внутри мешка, те начинают перечислять. И выясняется, что в мешке и верблюды, и арабские скакуны, и Багдад, и Басра, и еще бог знает что.

Если фильм Куросавы был философским высказыванием о непостижимости Истины, но Хамдамов смещает акценты и делает изысканное полотно о непостижимости - даже для самого художника - Искусства. Его "Мешок без дна" при повторном просмотре, пожалуй, можно разложить на ингредиенты, установить между ними более или мене логические связи и провести детальный анализ. Но совокупность этих деталей сама по себе не рождает магию, которая присуща любому настоящему произведению искусства. "Мешком без дна" можно любоваться и без всего этого - как вещью в себе, законченной и прекрасной работой настоящего художника.